Павел Самиев: Михаил, мы видим, что на рынке управления активами и частных инвестиций почти все сегменты показывают достаточно быстрый рост. Как сейчас расширяется клиентская база, приходят ли новые клиенты на рынок? Как растет спрос на инвестиционные продукты и что его сдерживает?

Михаил Ханов: Будет очень интересно посмотреть на результаты третьего квартала. С одной стороны, нам постоянно говорят о том, что кризис закончился, и мы наблюдаем первые признаки роста, но статистика показывает падение расходов и рост закредитованности населения. Последние события на банковском рынке могут окончательно подорвать доверие к сберегательным инструментам. Сейчас главный вопрос на рынке, в том числе и доверительного управления, и на рынке банковских активов — это даже не доходность, а опасение, если говорить простым русским языком, «не сбежите ли вы все вместе с моими деньгами». При этом объем в ПИФах за первое полугодие вырос на 18%, доверительное управление — на 25%, вклады прибавили 4%. Наш массовый инвестор начинает искать альтернативу традиционным депозитам, что доказывает рост ПИФов и иных институтов управления финансами. Мы можем констатировать, что не все вкладчики унесли деньги из банков «под подушку».

Павел Самиев: В связи с этим вопрос: как изменился портрет типичного инвестора?

Михаил Ханов: Инвестор у каждого свой. В 2015 году, когда появились индивидуальные инвестиционные счета (ИИС), мы определили, что есть люди, которые начинают искать альтернативу традиционному банковскому вкладу. Они обратили внимание на ИИС и 13% налогового вычета. Тогда сумма была небольшая — 400 тыс. рублей. Соответственно можно судить, какой класс активов она зацепила. Относительно недавно эта сумма увеличилась до 1 млн 400 тыс. рублей, но не увеличился объем вычета, поэтому мы будем рассматривать 400 тыс. Если мы считаем, что 400 тыс. рублей — это псевдорисковая часть капитала, то это 10% инвестиционного портфеля. Клиенты ИИС — это люди, которые имели общий объем инвестиций 3-4 млн рублей, и 10% из них они отдавали в ИИС. У нас очень узкий клиентский сегмент, и для разговора о нем нам понадобится отдельное интервью.

Павел Самиев: Сейчас, часто обсуждают такую модель, финансовая экосистема. Для клиента должна быть одна точка входа, чаще всего в банк, потому что он имеет развитую инфраструктуру. Как вы считаете, банки и, вообще, участники финансового рынка будут ли действительно строить экосистему? В вашем сегменте это имеет смысл или у вас другой принцип работы с клиентами?

Михаил Ханов: В нашем случае для наглядности проведу аналогию с производством автомобилей. Считайте, что мы делаем только двигатели, причем делаем их очень хорошо. Они достаточно надежные, быстрые, высокотехнологичные — фактически некая инновация в области двигателей. К нам приходят люди, которые самостоятельно собирают машину, тюнингуют ее. Мы не делаем обвесы, сиденья или кожаный салон, мы не делаем ничего другого, кроме двигателей. Поэтому экосистему мы как компания не строим, у нас очень узкий сегмент. Несмотря на то что у нас полный комплект лицензий (и дилерская, и брокерская, и доверительное управление, и депозитарная), мы делаем монопродукт. А вообще, попытки построить «финансовую экосистему» мы наблюдаем на российском рынке уже два года. Крупные банки обратили на нее внимание, когда осознали необходимость удержания клиентов, в том числе за счет диверсификации продуктовой линейки для клиентов, то есть осознали необходимость предложить им что-то помимо традиционных депозитов. Клиенту будет как минимум интересно в эту игру поиграть, составить себе инвестиционный портфель, почувствовать себя инвестором.

Павел Самиев, НРА, БизнесДром и Михаил Ханов, «Норд Капитал»

Павел Самиев: Предлагаю более подробно поговорить о количественном инвестировании. Как оно появилось в России, как возникло в принципе, в чем его специфика?

Михаил Ханов: Количественное инвестирование появилось в Соединенных Штатах в 70-х годах прошлого века. Родоначальником направления считается американский профессор математики Эдвард Торп. Он изучал движение котировок на бирже и сделал вывод, что можно прогнозировать изменение цен активов с помощью теории вероятности. Многие алгоритмы Торп писал для своего первого фонда, основанного в конце 1969 года. В 1970-х годах инвесторам, привыкшим вкладывать деньги в ценные бумаги по рекомендациям финансовых советников, метод Торпа казался чем-то вроде предсказания будущего или гадания на картах. Однако в течение двух десятилетий многие американские хедж-фонды, крупнейшие банки и другие финансовые компании начали использовать его. Если вы посмотрите Bloomberg, Wall Street Journal или Financial Times сегодня, то увидите две-три статьи на эту тему в неделю. По данным Bloomberg, восемь из десяти крупнейших фондов используют методы количественного инвестирования. Среди известных можно назвать Citadel, QIM, TwoSigma. Также метод используют все крупные банки США: JPMorgan, Citigroup, Goldman Sachs, Wells Fargo и др. Я бы сказал, что количественные инвестиции используют все, кто может себе это позволить. Многие из фондов количественного инвестирования закрыты для внешних инвестиций, потому что у каждой стратегии существует максимальная емкость, на которой стратегия начинает мешать самой себе по тем принципам, на которых она работает. Недавно мы запустили пробный проект в России, но основная работа у нас идет на зарубежных биржах. Сегодня наша основная стратегия работает на 16 торговых площадках и оперирует 52 инструментами. Три кита, на которых основано количественное инвестирование, — это большое количество инструментов, их полная раскоррелированность и абсолютная ликвидность рынка. Наш дневной оборот составляет 200 млн долларов, в то время как емкость рынков, на которых мы торгуем, — 1 трлн долларов в день. 5 тыс. роботов генерируют примерно 3 тыс. заявок в день, то есть в среднем меньше одной заявки на робота в день, среднее время удержания позиции — два с половиной дня. Время с прихода маркетдата до формирования ордера — 30 микросекунд. Это достаточное время, чтобы «не поймать» спред, и мы постоянно работаем над минимизацией этого времени. При этом мы имеем возможность закрыть позиции в любой момент.

Павел Самиев: Почему количественные инвестиции так мало распространены в России? Можно ли создать эффективную стратегию на российском рынке?

Михаил Ханов: В России отрасль только развивается. Мы начали этим заниматься в 2009 году. В 2011-м была запущена первая алгоритмическая стратегия. Там было всего 50 алгоритмов, а сейчас — 5 тыс. Мы тогда даже не рассчитывали свой предел. Основной целью было добиться того, чтобы система работала. Сейчас, если придет человек с достаточными ресурсами, с несколькими десятками миллионов долларов, то необходимо понимать, что на построение такой системы нужно минимум два года. Кто готов это повторить без уверенности в том, что через два года будет результат? За семь с половиной лет мы вложили в IT-инфраструктуру около 5 млн долларов и «вырастили» 47 «квантов». В вузах же нет специальности «Ученый в сфере количественных методов анализа фондового рынка». Мы открыли в МФТИ собственный курс «Прикладная статистика», в прошлом году его прошли 85 человек, экзамены сдали четверо, одного из них мы приняли на работу. Российским клиентам мы предложили продукт год назад, после вступления в силу Положения № 482-П, когда ЦБ РФ разрешил инвестировать средства российских клиентов, частных и юридических лиц, на международных площадках. За этот год наша стратегия заработала чуть более 77% в валюте. С 1 января 2017 года, за 10 месяцев, — 56%. Результат сентября — минус 0,3%.

Павел Самиев: Как работают количественные инвестиции на практике? Какие основные отличия от алгоритмического или высокочастотного трейдинга?

Михаил Ханов: Допустим, есть несколько трейдеров, у каждого из них своя методика. Они торгуют года два-три, и приходит понимание, что процесс торговли можно автоматизировать. Эти люди называются алготрейдерами. HFT и количественное инвестирование — два принципиально разных направления. Суть HFT — в скорости, пре¬имущество количественных инвестиций — в глубоком анализе и точном расчете. На нашем примере расскажу, как это работает. Период обучения наших роботов — семь лет, с 2007 по 2014 год. В этот период было максимальное количество событий на мировом рынке. Экзамен роботы сдают на отрезке с 2014 по 2017 год. Например, во время выборов президента США в ноябре 2016 года наша стратегия заработала 8,4% всего за одну торговую сессию в ночь с 8 на 9 ноября 2016 года. Система приняла решение, проанализировав поведение рынков во время выборов 2008 и 2012 годов. Это чистая математика. И здесь для достижения хороших результатов нужно одновременно задействовать огромное число стратегий с различным — но всегда положительным — математическим ожиданием результата. У нас их, например, сейчас пять тысяч, у ведущих мировых алгоритмических фондов — десятки тысяч. Причем эти алгоритмические стратегии должны работать на сотнях и тысячах различных финансовых инструментах, максимально раскоррелированных друг с другом, то есть изменяющихся независимо. Соответственно «кванты» пишут формулы, потом их оптимизируют. Мы стремимся, чтобы коэффициент Шарпа (это отношение доходности к ее волатильности) был близок к единице, а соотношение прогнозируемой доходности к риску — 80/30%. В нашей работе есть два основополагающих правила. Первое — будущее предсказать невозможно, второе — на рынке не существует постоянно зарабатывающих систем, иначе они были бы уже открыты. Все спрашивают: что скрывается внутри черного ящика количественных инвестиций? Там ежедневный труд десятков людей, очень серьезный и очень напряженный.

Беседа состоялась 26 сентября в офисе инвестиционной компании «Норд Капитал».